Кто-то считает, что нет ничего страшнее смерти. И он будет прав. По своему, но безгранично и бесконечно всецело прав. Страх перед той пропастью, что разверзнется под ногами, страх Не Жизни... Потери всего и всех. Страх перед неизвестностью и избавлением от мира и от страданий... Кому-то страх, а кому-то благодать... Мало кто в действительности желает смерти, но бывают моменты, когда самое главное стремление - жить, гаснет. Меркнет на фоне различных иных факторов, условий и обстоятельств.
Но ещё страшнее, чем смерть своя собственная, потеря того, кто тебе безумно дорог. Когда разумом понимаешь, что человека нет. Просто нет. Не стало. А сердце и душа не верят, тянутся к кому-то, словно бутоны цветов в поисках солнца и тепла.
Ей казалось, что он умирает. Что эта мука, застывшая белой маской на лице, ощутимая с каждым хрипом и вздохом, срывающаяся с губ стоном может в любой миг прерваться и... его больше не будет. Не будет насмешек, сцен, которые разыгрывались в порывах её ярости и истерии, всех этих странных и совершенно непонятных незнающим и посторонним отношений. Не будет и чего-то... сокровенного, не известного для многих, спрятанного на самом донышке сердца, за всеми криками и перебранками. Она боялась того, что её мир станет пуст.
Страх сковал руки, цепкими когтями ухватился за плечи, тормозил мысли и едва ли давал дышать. В растерянности терялись слова. Лишь единожды с ней уже было такое... Когда из боевой эксцентричной блондинки она превратилась в простую растерянную девчонку, которая не знает ни как быть, ни что делать, ни как жить дальше. Лишь единожды... Кажется, после той ночи они действительно умерли... Но сейчас, когда всё внутри с жалостью и состраданием рвалось наружу, становилось понятно, что жили, хоть и была эта жизнь похожа на какой-то затянувшийся однообразный сон, порой перемежающийся с кошмарами.
Вслушиваясь в горячий шепот, в котором не разобрать слов, Хиори невольно думала о том, что всё могло быть как-то иначе… Хотя могло ли? Она не находила ответа на этот вопрос, чувствуя, как в страхе и болезненной судороге внутри всё сжимается. Скажи ей кто ранее, что они попадут в такую ситуацию, что она со слезами, готовыми сорваться, будет стоять на коленях вслушиваясь в неразборчивый шепот, она бы за такие выдумки огрела бы говорившего тапком. Не могла она себе никогда представить такого. Ведь обычно она бывает в плачевном состоянии, потому что по глупости и из-за вспыльчивости всегда находит неприятности и приключения и все из них вытекающие. Но не наоборот… Это не правильно… Совершенно не правильно!
- Эй! – Она и забыла уже вовсе про дежурного и то, что сказала ему. Лишь подняв голову, но не оборачиваясь, она услышала звонкий гул от падения чего-то металлического и едва различимый всплеск воды. Всё равно… Время словно замерло и остановилось, лишь дрожали руки, перепачканные в крови.
Быстрые шаги, голоса, только слов как-то не разобрать, словно они пробиваются через толщу воды. Лязг открывшейся двери в их камеру, в их тюрьму. Рывком, её с силой поставили на ноги, одернув в сторону. По инерции обернувшись, она уже сжала руку в кулак, чтобы просто и без разбора нарушителю спокойствия объяснить всё примитивным языком жестов – ударом, но едва ли не столкнувшись носом с острой сталью, отступила.
- В сторону! Живо! – Как с преступником. С опасным преступником… Хотя кто ещё они для них? Вдоль стены она скользнула в другой угол, замерла там бледной тенью с осторожностью наблюдая, за действиями ворвавшихся в небольшую камеру шинигами. Но через короткий миг, поняв, что не хочет этого видеть и не может, зажмурилась, мотнув головой, и по стене опустилась на пол, притянув к себе ноги, уткнулась носом в колени.
Не слушать… не слушать и не слышать. Ни стонов, ни разговоров, ни этого «Отпустите меня». Ничего и никого не слышать, потому что скоро это должно будет закончится. Этот кошмар – закончится.
«Закончится?..» - Тихий, но едкий голос где-то в глубине. Речь Той, кого бы она никогда не хотела слышать. Наверное, просто воспаленное сознание, потому что этого не может быть. Этого не должно быть. Хиори вздрогнула, привлекая к себе внимание, но под взглядами лишь снова вжалась в угол.
Как зверя загнали…
«За-кон-чит-ся…» - Слова, пропитанные ядом. Лживые слова. Наверное, если закончится, будет тишина. Но она боялась этой самой тишины, она боялась, что если откроет глаза, окажется резко, словно по чьему-то злому умыслу, в пустой камере. Одна. Совсем одна. Запертая в четырех стенах. Что не будет ни Маширо, ни Кенсея, которые и сейчас так близко, но вместе с этим и так далеко. И… И не будет Его. Совсем-совсем. Что не услышит его голоса, не ощутит взгляда, не отвесит никогда привычную затрещину шлепанцем, не обнимет, не почувствует тепла. И осознает, что устоявшийся мир рухнул со всеми своими догмами и столпами, на которых он так надежно и прочно держался. И почувствует, как это больно, когда никого нет и ты один. Одна. Одной – холодно. Одной – грустно. Одной – одиноко. А одиночество – смертельная болезнь.
«Скажи, смогла бы ты убить, спасая свою жизнь?» - Ядовитая желчь внутри, в голове, в мыслях… Прятать лицо, закрывать глаза, искать выход из этой топи, болота отчаяния, на границе которого она была. Нельзя, ни в коем разе нельзя слушать эту дрянь внутри себя.
- Держите его, нужно снова перевязать рану, кровь хлещет. Почему его увели из палаты еще не долеченным?
«А смогла бы ты убить всех их – спасая его?» - Если бы это был правдой… Если бы только такой исход был правдой. То… То да. Но это ведь не так. Девчонка вздрогнула от душераздирающего крика. Сумасшедшее сердцебиение, словно вот-вот проломит ребра, которые утром, или когда это было, она совсем запуталась здесь в ходе времени, так старательно исцелили и срастили.
«Крушить…» - Нет. Сжавшись, словно желая стать меньше и незначительнее, она подняла лицо от ладоней поспешно смахивая, растирая по щекам, горячие жгучие слезы. Содрогнулась от нового крика разрушившего пустоту и теперь уже, не выдержав, рванула вперед. Вопреки… Отмахнувшись и выскользнув из чьих-то рук, не замечая чьего-то вскрика.
- Шинджи! – Ухватиться за руку, но сперва лишь за самые кончики пальцев, за которые единожды зацепилась её душа, а потом с силой пригвоздить его руку к кровати, чтобы он перестал сопротивляться попыткам наложить на его рану новую повязку. Она сильнее сжала такую широкую для неё ладонь; всё таки она выглядит ещё совсем как девчонка.. несносная вредная девчонка.. И так страшно, что любой выдох, рвущийся из груди, будет последним, что пальцы расслабятся, глаза станут стеклянными, губы побледнеют и по крохотной частичке тот, кто оказывается так безумно дорог, растворится в мире.
Кровь… Сколько же крови. На футболке, на которой были следы собственной, появляются новые темно-алые отпечатки. – Успокойся!.. – Похолодевшими пальцами коснулась щеки, горячего лба. – Они помогут…
«Шинигами помогут?..» - Уже тихо. Совсем тихо. – «Смех и грех!..»
Её уже не пытались отстранить и оттащить в сторону.
«Ты на самом деле…» - Уже не разобрать конца фразы, которая тает, словно погружаясь в темноту и беспросветность. А на глаза снова навернулись такие непозволительные слезы, смазали очертания мира и такие четкие, при его бледности, черты лица. Губы дрогнули, а на ресницах застыли слезы, ещё не готовые оставить мокрые дорожки на щеках.
«Убью его…» - Едва ли различимо, но в странной создавшейся тишине так четко. Словно Она это прошептала прямо на ухо, на какой-то миг Саругаки показалось, что она даже почувствовала чужое дыхание на щеке и то, как чужие волосы, черные, как смола, щекочут ей шею и плечи. И звучал Голос как-то иначе… Сокровеннее, без той издевки и взвинченности, того яда. – «..за твои слёзы..»
оффтоп: Ну как бы... Решетка выходит в "коридор", считай, но не факт, что мы напротив друг друга и камеры рядом, чтобы можно было именно видеть. К тому же оговаривалось, что из-за того, что камеры на расстоянии, если не перекрикиваться друг с другом, то можно вести игру тет-а-тет какое-то время непосредственно с сокамерниками )
Отредактировано Sarugaki Hiyori (2011-07-22 04:32:06)