----> Лас Ночес. Лаборатория Октавы
День визитов. Иначе и не назовешь. И не просто тебе бестолковые прогулочки с посещением мелких собратьев, а визиты в покои Эспад. От всех этих разговоров едва не мутило, а в животе все сворачивалось от напряжения. Хоть Кастанеда и вышла из покоев Луизенбарна весело вереща и отпуская всякие шуточки в адрес его фракции, за привычной веселостью и подвижностью она скрывала дрожь в пальцах.
- Трам-пам-пам! Трам-пам-пам! - Приварон доскакала до поворота под бдительным и злобным надзором Джио Веги, вокруг которого она только что кружилась и даже делала вид, что хочет ущипнуть за бок. - Трам... - окончание песенки так и не отразилось эхом от пустых белых стен - Сентесимо Кватро исчезла в сонидо.
Она не ответила Баррагану утвердительным согласием и сказала, что сообщит о своем решении через сутки, но выбора у нее уже не было. Из покоев Второго она вышла потому, что он рассчитывает на положительный ответ. И она действительно скажет ему “да”, но не сейчас...
Скоростное перемещение по коридорам Лас Ночес слишком тревожит возбужденный мозг и трепещущую внутри хрупкого тела реацу, поэтому уже через пару сонидо Мария решила воспользоваться ножками-ножками. А то так станется еще, что их может скоро не оказаться на том месте, где они сейчас есть. Так что пользуйся, пока есть чем.
Коснувшись рукой стены, Кастанеда пошла вперед, скользя по гладкой, белой поверхности кончиками пальцев. Если бы они оставляли следы, линии были бы прерывистыми и неровными. Слишком велико возбуждение. Все чувства обострены. Даже звуки и запахи ощущаются громче... ярче. Восстание еще не началось, а уже приходится воевать, хотя пока что только с самой собой.
“А я действительно хочу чтобы Улькиорра умер?” - брови арранкарки напряженно нахмурились, как будто ей только что-то кто-то задал очень серьезный вопрос на которой она не может найти ответ. Почему-то вид изуродованного тела Шиффера отнюдь не вызывал восторга. Скорее... страх! Такое непривычное чувство. Нет, ни жалость, ни сочувствие, ни сожаление, а именно страх. За растерзанным телом Улькиорры виделась только пустота. - “Похоже, убив его, я угроблю себя даже при самом удачном раскладе”, - Мария остановилась и на белой стене, под ее напряженными пальцами, появилась сетка мелких трещин. Реацу так буйствует, что ее становится сложно удержать, а все тело мелко подрагивает, не желая находиться в покое и требуя движения.
Свист в ушах. Сонидо за сонидо. Белый коридор сливается в одну сплошную полосу и становится похож на белую пустыню, но нет - это не она. Здесь совсем другие звуки и запахи. Хотя так похоже, что, отпустив на секунду создание, можно представить, что все вернулось назад.
Во рту уже копится слюна, но не от голода, а от желания клацнуть зубами и размять целюсь, а запах жертвы так привлекателен. Но еще заманчивее красться по балкам под потолком коридора, не скрывая реацу и с наслаждением наблюдать как нервничает нумерос. Там. Внизу.
Убить его слишком просто. Хочется насладиться охотой - минутами обманчиво вернувшегося прошлого. Преследовать. Чувствовать его страх. Видеть волнение жертвы. Хех, собратья не одобрили бы - тут нет героической битвы и пафосного вызова противника на бой. Это всего лишь убийство. Кровавая расправа. Игра безумного хищника. И да... свобода!
Она настигла нумероса внезапно. Когда тот решил, что уже унес свои длинные, но тощенькие лапки подальше от кого-то сумасшедшего и опасного. Ну что за урод? Во всех смыслах.
- Хах!
Странная улыбка и огонь в сиреневых глазах. Ладонь со свистом рассекает воздух и врезается в грудь нумероса, пробивая ее насквозь и забрызгивая стены кровью. К тому моменту, как жертва падает на пол, Мария уже успевает освободить руку и вгрызается в бледную шею, падая вниз вместе со своей жертвой.
Так легко разбить белый панцирь какого-то мелкого нумероса. Марие на секунду показалось, что он треснул как хрупкая скорлупка. Да и кости оказывается такие непрочные, что для того, чтобы вскрыть грудину не потребовалось и пяти секунд. Все вокруг заливает кровь. Такая теплая и густая. Ее так много, что она заливает все лицо, и когда Приварон вонзается зубами в сердце, ей кажется, что еще немного и она захлебнется в этой горячей, липкой жиже.
Глотка арранкара приспособлена к поглощению чужой плоти куда хуже, чем морда адьюкаса, но Мария с маниакальным упорством заталкивала куски нумероса в себя, давясь и сдерживая рвотный позыв, когда очередной кусок особенно туго проскальзывал внутрь. Пиршество длилось до тех пор, пока не лопнул череп жертвы, случайно попавшийся под руку экс-Кватро.
- Черт...- прошипела она и перевалившись через растерзанное тело, отползла на несколько метров.
Стены, пол - все было в крови, а одежда Марии из белой превратилась в алую - лишь в некоторых местах видны светлые пятна. Кровь во рту, кровь на лице, на руках. Всюду кровь. Нет, сам вид крови Кастанду не пугал, но очнувшись от нахлынувшего безумия, она ощутила всю бессмысленность и неестественность своего поступка. В песках Уэко страх перед регрессом был так велик, что она ни на секунду не забывала об этом. А теперь?
- Гррррррррррр...аааааауу!!!!!! - рев громовым раскатом пронесся по коридору и еще несколько раз отразился эхом.
Словно бы пьяная, на нетвердых ногах, Мария поднялась с пола, непрерывно таращась на “свою работу”, раскинувшуюся посреди коридора. Тут уж и не узнать того нумероса, который улепетывал от нее еще каких-то четверть часа назад. Изуродованный труп не пугал Приварон. Пугало то, что было в собственной голове.
Хочешь бежать в пустыню - беги. Хочешь быть животным, так будь. Но что-то все равно держало Сентесимо Кватро в Лас Ночес. И стоило признаться себе, что это был не Улькиорра. Он - это только предлог. Не один год адькасом она боролась за то, чтобы не потерять рассудок, но теперь свою недочеловечность и недоживотность оставалось только проклинать.
“Нет-нет...” - окровавленные губы трогает полуулыбка, - “... так дело не пойдут. Животное недостойно быть Кватро Эспадой. А я ею буду”.
Ведь было же что-то, ради чего Мария жила раньше - еще до появления это треклятой мыши. Нужно было вспомнить. И она брела по коридору шаткой походной, силясь припомнить каковы были ее цели раньше. Но ничего не вспоминалось.
“Эх и убогий у тебя наверное вид, Кастанеда”, - меланхолично сообщила себе Мария заворачивая за угол.
Вид и правда был не из лучших. Вялость и шаткость походки, тусклый, унылый взгляд ставили под сомнение благополучность физического состояния Приварон. Так и не сразу поймешь чья на ней кровь - чужая или своя собственная, равно как и то, что же все-таки с Сентесимо Кватро приключилось.
Отредактировано Maria Kastaneda (2012-05-16 11:53:22)